Неточные совпадения
А Лютов неестественно, всем
телом,
зашевелился, точно под платьем его, по спине и плечам, мыши пробежали. Самгину эта сценка показалась противной, и в нем снова, но еще сильнее вспыхнула злость на Алину, растеклась на всех в этой тесной, неряшливой, скудно освещенной двумя огоньками свеч, комнате.
— Сперва думали — мертвый, положили в часовню, где два
тела опившихся лежали, а он
зашевелился и заговорил.
Голова Матюшки сделала отрицательное движение, а его могучее громадное
тело отодвинулось от змея-искусителя. Землянка почти
зашевелилась. «Ну нет, брат, я на это не согласен», — без слов ответила голова Матюшки новым, еще более энергичным движением. Петр Васильич тяжело дышал. Он сейчас ненавидел этого дурака Матюшку всей душой. Так бы и ударил его по пустой башке чем попадя…
Под юнифой — снова
зашевелилось налитое
тело, чуть-чуть закруглел живот, на щеках — чуть заметный рассвет, заря.
Услужливое воображение, как нарочно, рисовало ему портрет Лизы во весь рост, с роскошными плечами, с стройной талией, не забыло и ножку. В нем
зашевелилось странное ощущение, опять по
телу пробежала дрожь, но не добралась до души — и замерла. Он разобрал это ощущение от источника до самого конца.
Но то, что казалось им мертвым
телом, вдруг
зашевелилось.
Уже начинало светать. Всё чеченское
тело, остановившееся и чуть колыхавшееся на отмели, было теперь ясно видно. Вдруг невдалеке от казака затрещал камыш, послышались шаги и
зашевелились махалки камыша. Казак взвел на второй взвод и проговорил: «Отцу и Сыну». Вслед за щелканьем курка шаги затихли.
Он нашел ее полуживую, под пылающими угольями разрушенной хижины; неизъяснимая жалость
зашевелилась в глубине души его, и он поднял Зару, — и с этих пор она жила в его палатке, незрима и прекрасна как ангел; в ее чертах всё дышало небесной гармонией, ее движения говорили, ее глаза ослепляли волшебным блеском, ее беленькая ножка, исчерченная лиловыми жилками, была восхитительна как фарфоровая игрушка, ее смугловатая твердая грудь воздымалась от малейшего вздоха… страсть блистала во всем: в слезах, в улыбке, в самой неподвижности — судя по ее наружности она не могла быть существом обыкновенным; она была или божество или демон, ее душа была или чиста и ясна как веселый луч солнца, отраженный слезою умиления, или черна как эти очи, как эти волосы, рассыпающиеся подобно водопаду по круглым бархатным плечам… так думал Юрий и предался прекрасной мусульманке, предался и
телом и душою, не удостоив будущего ни единым вопросом.
— Ну, — скажи, — предложил хозяин, насмешливо оглядывая его длиннорукое, неуклюжее
тело. Осип сконфузился так, что у него даже шея кровью налилась и
зашевелились уши.